Любовные романы и рассказы

В нашей онлайн библиотеке вы можете найти не только интересные рассказы, популярные книги и любовные романы, но и полезную и необходимую информацию из других областей культуры и искусства: 1 . Надеемся наши рекомендации были Вам полезны. Об отзывах пожалуйста пишите на нашем литературном форуме.

Ольга Думчева

Волкодав

Главная : Проза : Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38

На Луне царит свобода нравов. Органы права и охраны следят за соблюдением Лунного кодекса, но не мешают жить Лунянам своей жизнью. У некоторых такая жизнь была весьма бурная. Для того чтобы бурная жизнь была, в общем-то приятной, существуют службы профилактики массовых заболеваний. Они следят за носителями инфекций, за состоянием здоровья Лунян в отдаленных кемпингах. Они проверяют всех Лунных шлю.

Если у женщины, о которой подлинно известно, что она шлю, выявляются заболевания, кожные, венерические, иммунные, ее изолируют и лечат. Некоторые женщины, пытаясь избежать огласки, сбегали из профилактических заведений и скрывались по кемпингам у мужчин. Что бы предотвратить подобное, в службе профилактики массовых заболеваний, было решено ставить больным шлю отметки клеймо с чувствительными элементами. У больных женщин клеймо горело алым цветом; с уменьшением вирусов в крови, цвет клейма менялся на черный. За пять звезд на теле шлю высылали с Луны. Говорят на Земле, с введением кодекса морали и чести, пятизвездочных шлю аболировали. Смысл этого глагола можно трактовать по разному, только навряд ли этих женщин просто стерилизовали

Я поклонился Зоре и вышел. Звен задержался дольше. По-моему, он догадывался обо всем с самого начала, но предпочел все сделать так.

Мама, приличные Луняне не должны общаться со шлю?

Цепкий взгляд маминых глаз сканером изучил мое лицо; тонкие брови чуть надломились в легком удивлении:

С каких пор, ты говоришь на пен-а-нюш? Что такое “приличны” и что такое “должен”? Луняне – свободные люди и никому ничего не должны.

Извини, - я уже забыл, что хотел сказать, зачем начал разговор и бормотал глупые слова: я не для этого….я все понимаю….просто…так все сложилось….

Принеси мне шоколиновый порошок, Алеша.

Ты будешь делать плитки?

Нет. Но пока ты сходишь за порошком, ты обдумаешь то, что хочешь сказать, и будешь готов беседовать.

Я стряхивал с пальцев налипшие полусладкие крошки и пытался начать разговор заново.

Давай поговорим про шлю, - мама села возле меня и стала помогать мне оттирать руки от шоколина.: Шлю шлю рознь. Это для начала. Есть женщины, у которых что-то не сложилось в жизни, что-то раз и навсегда пошло неверно, и они уже ничего не могут изменить. Им не важны деньги, им не нужен кемпинг, алменья, одежда. Им хочется немного внимания и теплоты.

Я сидел опустив глаза, краснея щеками и шеей, боясь вставить слово:

Я бы не хотела, чтобы ты, мой сын, вел себя нюшно. Осуждение – это любопытство с плевком в спину. А любопытным быть не стоит. Особенно тогда, когда тебя об этом не просят. Если ты осуждаешь человека, значит ты досаждаешь ему своим любопытством. По крайней мере, - ее строгие глаза заставляли меня краснеть еще больше: по крайней мере, осуждаемый тобою человек имеет право об этом не знать.

Что же мне делать? – я сидел все также, опустив голову, скрючив спину: как же мне теперь, мама?

Она встала, положив руки в просторные карманы палоно, прошлась по зале:

Это твоя задача, я не могу решить ее для тебя. Тебе нужен твой собственный ответ на нее. Только, - она посмотрела на меня и улыбнулась: Только я знаю, что ты все сделаешь правильно. Хотя , правил нет, есть их осознание.

Я робел перед матерью, робел перед ее строгим взглядом, перед ее уверенностью в себе и не говорил, что порой не понимаю того, что она от меня ждет. В конце концов, она, я знаю, я чувствовал это всегда, никогда не любила Звена, хотя он был личностью, хотя у него был интеллект, понимание.

Порой они вдвоем спорили о вещах, о которых я не имел ни малейшего представления. Они говорили об ионно-плазменном двигателе, о вычислении перигеев и лунных бурь, о человеческом эго и презумпции невиновности. Я не мог даже поддакнуть в их беседе, потому что не знал, где надо сказать “да”.

Не всякая правда нужна человеку, - отвечала мама.

Дама Елена, как вы можете говорить о лжи, вы, человек спасающий сотни новорожденных и их родителей. Вам следует ненавидеть ложь.

Ложь и не говорение правды – это две разные вещи.

В чем же суть, дама Елена? В чем же разница? Ведь результат один – неведение.

Не говорение правды – это свобода. Человек сам узнает истину, и ему не навязывают мнений.

А ложь?

О! Ложь! Ложь – это отказ выборе, это посягательство на свободу.

А как вы назовете ситуацию, когда человек не знает правды, но и не спрашивает о ней, т.к. уверен, что ложь, покрывающего его – правда и не подлежит сомнению. Ведь это ложь! Ведь это предательство – не открыть ему истины.

Это любовь, - мама улыбнулась тихой, нежной улыбкой: это любовь, Звенимир.

И Звен всегда молчал, не смея спорить далее. Мама всегда видела на ход вперед, беседовать с ней было удовольствием, но спорить – ошибкой.

Мама, - иногда спрашивал я: тебе, наверное, было бы проще с таким сыном как Звен. Он разносторонняя личность, он может быть гени. Я хуже его во всем.

Не говори так, - мама наклоняется и дарит быстрой, легкий поцелуй в затылок.

Звен – несчастный человек. Несчастный мальчик.

Отчего?

Он отрицает детство, отрицает юность. Он уже родился взрослым, такое бывает. А быть взрослым всегда – не очень то и весело.

А я? Я? Я счастлив?

Ты? – она водит пальцем по моим бровям, вискам, шее: ты совсем другой.

Звен говорит, это оттого, что я не люблю думать, не люблю анализировать себя.

Ты… - она молчит и слегка улыбается: ты… ты.

Я хочу сказать тебе, что мне все равно, кем была твоя мать.

Зорька смотрела на меня своими темно-карими глазами, а выражение ее лица то и дело менялось, я не мог понять, то ли она сердится, то ли обижается, толи просто хочет плакать.

Вернее, это не совсем так. Я знаю, что она была шлю, и я не могу не думать об этом. Но я также знаю, что к тебе это не относится ни коим образом. Я хочу, чтобы все было по-прежнему.

Ты наверное чувствуешь себя героем?

Что?

Я говорю, ты чувствуешь себя героем.

Ее ноздри раздулись, щеки покраснели, уголки подвижного рта опустились глубоко вниз.

Каков герой! Сказать дочке бывшей шлю, что он ее прощает. А мне наплевать на твое прощение, понял? Ты ведь выдал себя, правильный лунный мальчик. Ты знаешь, на Земле я даже бы на тебя не посмотрела.

Что ты вообще говоришь такое? В чем ты меня обвиняешь?

А ты меня в чем? В том, что моя мать бывшая шлю? Да чем твоя лучше млей?

Я ударил ее. Это не было пощечиной, это было ударом. Я ненавидел ее ровно три секунды, а потом понял, что ненависти больше нет.

Спасибо, - она сидела на корточках, тяжело дыша: мне было это необходимо.

Зоря, прости, я не хотел.

Нет, -она убрала мои руки, отстранилась: ты прав. Я говорила не весть что, и ты прав, кто я такая, чтобы говорить про твою мать, чтобы даже упоминать ее.

Прости, это случайно.

Да вес нормально, - она терла щеку, а кончиком языка зализывала кровоточащий рот: я сказала, ты прав. Твоя мать даже не захотела со мною познакомиться. Она никогда не приглашала меня к вам, она знала, что я тебе не пара.

Но я все еще люблю тебя, - я попытался коснуться ее щеки, но она шарахнулась в сторону.

Ерунда. Забудешь. Отца переводят на Землю, мы навряд ли когда-нибудь увидимся еще.

Мы глупо молчали, и я не остановил ее, когда она повернулась чтобы уйти. Ударить даму – это все равно, что добровольно отключить в скаффи воздуходувы. Ни одни Лунянин больше не примет такого человека в дом, его попросят с работы, а потом и с Луны. То, как я ударил Зорю, видело, по крайней мере, десяток наших одноклассников. Ног ничего не последовало. Дело в том, что Зорю они дамой не считали, они считали ее дочкой шлю, и никто даже головой не покачал укоризненно.

Подумать только, - Вера, дочь дамы Валерианы, презрительно сжала губы: а ведь столько лет училась вместе с нами в одном классе. Я даже играла с ней в мяч. Подумать только: в одном душе, рядом с дочкой шлю…

На уроке пне-а-нюша, профессор Крамов удивленно поднял брови, услышав в ответ на фамилию “Йовович” - выбыла. На уроке говорили о каких-то метафорах и метонимиях, я спутал примеры и попросился выйти. Прозвенел звонок, ая все еще так и стоял у входа в класс, прижавшись к холодному стеклину окна.

И все таки это была игра, - Крамов прошел мимо, не повернув головы, не сбавив шага.

В выпускном классе нам предстояла сдача экзаменов на двух иностранных языках, на евро следовало сдавать точные и естественные науки, на одном из выборных – науки гуманитарного цикла. И если на евро я еще и наскребал несчастные 21%, то мой романский приходилось извиняться. Иногда мне не ставили даже 10%.

После отъезда Йововичей, помогать мне стало не кому, и Звен решил за меня взяться.

Когда будешь писать обзорное сочинение, - с серьезным видом наставлял он, избегай сложных слов, конструкций. 3-4с лова для предложения вполне годится. И Боже тебя упаси, - Звен чуть ли не ткнул меня своим острым носом в лоб: и Боже тебя упаси попробовать не сдать выпускной экзамен. Я тебя просто сживу с Лунной поверхности, ты меня понял?

Я кивал и продолжал писать шпаргалки, пользоваться ими я в общем-то не умел, но делал это чисто для успокоения нервов.

Если ты не сдашь выпускной, тебя сразу заберут на стажировку, - Звен многозначительно кивал головой и делал большие глаза.

Ну и простажируюсь, вели бед.

Ты мечтаешь о нюшной планете?

Ты думаешь отправят туда?

Закон один для всех, - Звен стучал костяшкой пальца по моему плечу, полагая, что так я усваиваю больше информации: Луна находится под протекторатом Земли, а потому Луняне ей кой-чем обязаны. Вот ты и пополнишь список призывников.

А сколько лет надо пробыть на стажировке?

Как и всем, тебе светят три чудных нюшных годика. Это, в принципе, без правонарушений. А то и все пять.

Шушь! Пять лет на пла нюш!

Вот и учись, Леша. Закончишь школу, подашь свою фото-историю в Лунную дипломатическую академию м будешь всю оставшуюся жизнь общаться со своими любимыми монгами.

А ты?

А что я? – Звен наконец убрал пальцы с моего плеча и откинулся на стуле: я буду хистрографом. Меня наймет какой-нибудь Лунный политик, и я буду высчитывать ему шансы на победу на выборах.

Весе дел!

Экзамен гуманитарного цикла состоял их хистрографического текста, диалектических задач и обзорного сочинения. Моя работа должна была быть на романском. По сути дела, шансов у меня не было. Я не разбирался в хистрографии, не понимал законов диалектики, а по-романски мог лишь в общих чертах рассказать о своем скаффи (инструкцию-приложение я выучил наизусть).

Я сидел в ослепительно-белоснежном стваре на своем обычном классном месте и собирался с мыслями.

Кравец, - дама Эврика, наша директриса, заботливо склонилась надо мною: не придавайте всему большого значения. В дипломатическом корпусе мало кто будет интересоваться вашими процентами по диалектике. Просто напишите работу как сможете. Я попытался ей улыбнуться, но строчки, положенного передо мною текста, прыгнули в глазах и все вдруг окрасилось в траурные тона:

Назовите дату земной битвы при Ватерлоо. Опишите военный потенциал действующих сторон, объясните допущенные военачальниками хистрографические ошибки, сделайте выводы.

Опишите экономическую и политическую ситуацию в странах Земли в преддверии первой мировой войны, используя хистрографические формулы, объясните причины формирования военных блоков, сделайте выводы.

Назовите дату начала первой мировой холодной войны и т.д.

Я не только не знал ответов, я не мог даже придумать чего-либо сравнительно подходящего по смыслу.

Ватерлоо, Ватерлоо. Кто его выиграл? Тут отчего-то передо мною возникло суровое лицо нюшного военного с косой челкой на весь лоб. Я записал его имя и подумал, чтобы к этому добавить. Написанные мною выводы рассмешили самого меня, но надо же было что-то писать.

Первая мировая война. Я даже не был уверен в том, проходила ли она в Евро или в ОСК. Шелохнулась мысль о том, что Объединенной Славянской Коалиции в то время еще не было, но мысль как-то сама потухла, ушла куда-то, и я уже не мог вспомнить, что же собственно я хотел написать. Надо было делать глобальные выводы, а меня понесло на рассуждения о человеческой безнравственности и предательстве. Я даже не решился перечитать это.

Первая мировая холодная война… В то время я даже не слышал о том, что войны могут быть холодными и кровавыми. Но, наполнившись каким-то проснувшимся славянским патриотизмом, я уверенно написал о том, что в холодной войне победила ОСК. Во вновь ожившую идею о том, что такого объединения в те годы не было, я решительно вбил осиновый кол, и на том и успокоился.

С диалектикой я расправился кое-как, а сочинение…

Верный данным мне указаниям, не думать о сложной грамматике и синтаксисе, я вообще перестал думать и поплыл в щекочущий мир фантазии. Тема была абстрактной: “Лунный планетон таким, каким я его вижу”. И, забыв о существование артиклей, связок и немых романских окончаниях, я понесся в даль…

Обсудить книгу на форуме

Главная : Проза : Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38