28 января 1949 года в «Правде» появилась большая статья «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Накануне главный редактор «Правды» Петр Поспелов побывал в ЦК. Записал указания Сталина: «Для разнообразия дать три формулировки: в первом случае, где употребляется слово «космополитизм», — ура-космополитизм; во втором – оголтелый космополитизм; в третьем – безродный космополитизм».
Молодому читателю, наверное, даже трудно понять, почему статья, посвященная как бы узкоцеховому вопросу, привела к тяжелейшим последствиям, искалечившим общество.
В статье уничтожались театральные критики, которые позволили себе подвергнуть взыскательному анализу слабенькие пьесы драматургов-конъюнктурщиков. Но все это были люди известные, при должностях, со связями. Они нашли способ поквитаться с критиками, которых обвинили не только в том, что они чернят советских драматургов, но и выставили злобными противниками русской культуры.
В Москве созвали трехдневное совещание драматургов и театральных критиков. С трибуны звучало:
— Это не просто космополиты, не просто антипатриоты, а это антисоветская, антипатриотическая деятельность, это контрреволюционная деятельность. Сколоченная организованная группа, объединенная преступной целью и вредоносной деятельностью…
Пленум правления Союза советских писателей, разоблачавший «безродных космополитов», проходил в Центральном доме литераторов. Доклад произносил генеральный секретарь писательского союза Александр Фадеев. В разгар его выступления в дубовом зале Центрального дома литераторов погас свет. Внесли свечи, и Фадеев продолжил свою мрачную речь при свечах. В этом было что-то дьявольское. Не в том, что потух свет, это случается, а в том, что и как говорил Фадеев.
Люди, которых он называл врагами, были ему прекрасно известны. Еще недавно он их поддерживал как талантливых искусствоведов и знатоков театра. С некоторыми дружил. И всех предал! Такова была цена, которую он платил за свое высокое кресло. Впоследствии каялся, что принял участие в этом позорном деле. Выпив, рассказывал, как вызвали в ЦК и заставили произнести этот доклад. Просил его понять:
— Что я мог ответить Иосифу Виссарионовичу? Что я мог?
Но он не только исполнял указания сверху, но и проявлял инициативу. Изничтожал то, что считал политически вредным, хотя при этом прекрасно понимал, кто талантлив, а кто бездарен. Фадеев не походил на других литературных чиновников, для которых Союз писателей был просто кормушкой. В отличие от них понимал и любил литературу. Собирал писателей и читал им написанное, плакал над собственными страницами. Потому, в конце концов, не выдержал и застрелился…
«В разряд космополитов попали многие литературоведы, критики, переводчики, — и мы не смогли их защитить, — вспоминал главный редактор издательства «Художественная литература» Александр Пузиков. — Мы понимали несправедливость указаний, идущих сверху, но мы молчали – и потому становились соучастниками этой позорной травли».
Поскольку «антипатриотическую группу критиков» подобрали почти из одних евреев, то кампания приобрела политическое звучание. Это был сигнал к поиску внутренних врагов. От этой идеологической акции пролегла дорога к намечавшейся Сталиным новой кровавой кампании.